Сегодня я кое-что почитал на «Реликтовую» тему:http://epizodsspace.airbase.ru/bibl/nauka-v-ussr/1992/vzglad.html
http://elementy.ru/lib/430844 И вот что отсуммировалось отсюда и из других интернет-источников:
Проект «COBE»:
Запуск спутника COBE: 18 ноября 1989 г.
Конец качественных наблюдений: 21 сентября 1990 г.
Конец всех наблюдений: 7 сентября 1991 г.
Презентация результатов по анизотропии реликтового излучения: 23 апреля 1992 г.
Проект «Реликт»:
Запуск спутника Прогноз-9: 1 июля 1983 г.
Конец наблюдений: февраль 1984 г.
Рабочее обнаружение анизотропии в полученных данных: 3 марта 1991 г.
Публикация результатов: в «Письмах в АЖ» - май 1992 г.; в «Monthly Notices» (UK) - сентябрь 1992 г.
И возникает у меня очень простой вопрос: как случилась такая жопа?
Я не вникаю в тонкие моменты типа - кто раньше кого и насколько месяцев послал статьи в печать, кто на кого сослался или нет в нобелевской речи и т.д.
Я вижу только один главный вопрос, вопрос-бревно, вопрос-слон: Почему на обнаружение анизотропии в УЖЕ полученных данных потребовалось СЕМЬ лет?
Ответ даёт один из авторов работ по Реликту – кфмн из ИКИ Скулачёв. Он отмечает, что сразу после «Реликта»: «Не удалось ответить на самый главный вопрос, который волновал учёных: есть ли, кроме дипольной, малые неоднородности в распределении излучения? Оставалось уповать на будущее и готовить новые, более совершенные наблюдения.»
Но анизотропия была открыта всё-таки в старых наблюдениях, но через несколько лет, в ходе «подготовки следующего эксперимента» (Реликт-2 предполагался к запуску в 1993 г): «При разработке программного обеспечения старые программы тщательно анализировали, уточняли, а многие писали заново. Для проверки были повторно обработаны данные первого «Реликта». Новые алгоритмы оказались более эффективными. Они позволили лучше учесть детали, отфильтровать шумы и — к общей радости — обнаружить наконец столь долго ускользающую анизотропию в реликтовом фоне. Основную роль здесь сыграл Андрей Анатольевич Брюханов, ныне ведущий сотрудник крупной московской фирмы, занимающейся компьютерными системами».
Итак, данные Реликта-1 сначала были обработаны недостаточно эффективно, а после улучшения алгоритмов анизотропию удалось вытащить. А что в середине 80-х в Москве не было специалистов по алгоритмам и методам обработки данных? Россия была славна крупнейшими школами по вычислительным методам и математиками мирового класса.
Конкретный вопрос: после того, как эффект не удалось обнаружить, остался ли на теме поиска анизотропии в данных Реликта хоть один теоретик, хоть один аспирант? На всякий случай – пусть роется, ведь запуск нового космического аппарата – это десять лет и многие миллионы в долларах, а теоретик стоит в год просто ничтожную сумму. Я знаю массу примеров, как часто теоретикам приходилось работать со скудными данными и извлекать из них массу полезного. Такой теоретик нужен был бы хотя бы для хиленькой, внутренней, не для публикации, оценки анизотропии – чтобы чётче планировать следующий дорогостоящий эксперимент. Так был или нет такой человек? Или все силы («большой, сплочённый коллектив», работавший над Реликтом-2) были брошены на железо?
Как теоретик, написавший много статей на тему распределения яркости по небу, не могу не поделится своим удивлением и вот о чём. В наблюдательных данных анизотропия реликтового излучения маскируется 1. Присутствием допплеровского смещения из-за движения Земли - так называемый дипольный момент. 2. Излучением Млечного пути 3. Зодиакальным светом. Вот данные COBE.
Сверху – вычисленный и вычтенный из начальных данных дипольный момент. В середине – вклад Галактики. Примерно такую же полосу, только под другим углом, даёт зодиакальное свечение. Внизу – остаток, та самая анизотропия фона или флуктуации реликтового излучения. Всем она видно?
Теперь вот как демонстрирует данные реликта кфмн Скулачёв. Картинка образца 2009 года из «Науки и жизни». Для широкой публики, самая эффектная из всех возможных.
Авторская подпись к рисунку:
Рис. 3. Сигнал, который измерил «Реликт-1». По вертикальной оси отложена яркостная температура, по горизонтальным осям — координаты на небесной сфере. Зелёная «гора» в центре и тёмные провалы по краям обусловлены дипольной составляющей реликтового излучения, «скалистая гряда» позади — радиоизлучением плоскости нашей Галактики. Мелкие «холмы и впадины» вызваны шумами приёмной аппаратуры. Изображение: «Наука и жизнь»
Кто-нибудь видит здесь анизотропию? Скулачев подтверждает: «На этом фоне трудно углядеть интересующую нас анизотропию». А на фига тогда читателю показывается эта картинка? Приди ко мне аспирант с такой картинкой в качестве иллюстрации анизотропии - я бы выгнал его в шею и заставил переделывать. Почему из неё не были извлечены все помехи – дипольные и галактические, как это сделала команда COBE? Знаю, что это не просто, но именно для этого в команды обработки наблюдений входят профессиональные теоретики и обработчики данных. Вот над обработкой данных COBE работало 10-20 теоретиков, на фоне общих полутора тысяч участников – мизер. Руководители проекта COBE всячески пытались поднять уровень теор. обработки данных на высоту. Например, специальный теоретик занимался получением феноменологической модели свечения зодиакального облака – чтобы потом вычесть это свечение из общей картины. Но и этого Мазеру показалось мало, и он пригласил с Украины ещё одного теоретика - для физического моделирования зодиакального облака. Это было важно и для выбора места для супертелескопа, преемника Хаббла. Нужно было понять – где зодиакальное свечение меньше и насколько – в поясе астероидов (удаление по радиусу) или при подъёме над эклиптикой (удаление по Z). Этим теоретиком был я, и с поставленной задачей я справился – и даже перевыполнил, получив результаты и по экзопланетам. Отмечу, что работы по обработке данных СOBE публиковались вплоть до 2000 года (моя последняя работа на эту тему кажется была в этом году) и даже дальше.
Так сколько же теоретиков и как долго работали над конкретной обработкой данных Реликта? Что-то мне подсказывает, что хрен целых, а может даже и хрен десятых.
Короче, пусть в деле неприсуждения нобелевки за анизотропию, кто хочет ищёт руку злобного империализма (он злобен, спору нет, вот только рук у него не так уж много), а я причины жопы, случившейся с проектом «Реликт», знаю совершенно точно.
Эти причины были сформулированы совершенно независимо в большом препринте: Горькавый, Минин и Фридман «Исследование физики планет в СССР и США», САО, Нижний Архыз, 1989. 46 стр. Это было такое «острое» исследование, которое пыталось ответить на вопросы:
1. Почему на 1989 год СССР запустило 30 автоматических межпланетных станций (21 передала информацию), а США всего 20 АМС (15 передали информацию), а научных результатов США получили заметно больше?
2. Почему 15 из 21 рабочей АМС мы потратили на Венеру? Откуда возник этот венерианский флюс? Почему мы не исследовали другие планеты? Когда вопрос о посылке АМС будет решаться не в кулуарах ИКИ, а при широком обсуждении в среде специалистов?
И вот что в нашем препринте было сказано про космические проекты (планетологические, но это оказалось верно и для других космопроектов, которые все проходили через ИКИ):
ТРИ ГЛАВНЫХ ПРИЧИНЫ, ПО КОТОРЫМ КОСМИЧЕСКИЕ ПРОЕКТЫ СВИСТЯТ МИМО:
1. «Надо помнить, что подготовка космического проекта – это полдела. Ведь космическая информация не самоцель – она должна быть катализатором отечественных работ, она должна «вращаться» в теоретических моделях – т.е. «давать урожай». Однако зерно прорастает только на подготовленной почве».
2. «Бич советских космических проектов – короткая жизнь полученной в полётах АМС информации, тогда как американские планетологи много лет возвращаются к данным «Вояджеров» и «Викингов», применяя всё более изощренные методы их обработки».
(Это было сказано как раз в 1989 году, когда данные Реликта с неизвлечённым из них нобелевским результатом без дела пылились в секретном ИКИ).
3. «Учёные США, работающие в разных городах, взаимодействуют гораздо активнее, чем учёные из различных московских институтов. При этом для советского ученого коллега из другого города более далёк, чем для американского – его заокеанский коллега...»
Данные для последнего тезиса были получены простым изучением публикаций в различных астрономических журналах. Выяснилось:
В США 72% научных работ пишутся в соавторстве (на 1989 г). Анализ в 1990-1992 годах поднял этот процент до 77%. В Японии цифры аналогичные: 72% и 79%.
В СССР этот процент составлял 65%, потом в 90-92 годах он упал до 55%.
В 1989 году 48% статей в США были написаны соавторами из разных институтов. В 1990-1992 годах этот процент вырос до 52%.
В 1989 году только 20% статей в СССР были написаны соавторами из разных институтов. В 1990-1992 годах этот процент упал до 14%.
Слушайте, я понимаю – денег мало, но дружбе-то между московскими коллегами что мешает? На метро денег нет?
Соавторы из разных городов: США - 47% и 50%, СССР – 8% и 10%
Соавторы из разных стран: США - 12% и 19%, СССР – 0.6% и 1.4%
Моя личный опыт это только подтверждает. Когда я жил в Крыму (и выезд за рубеж уже не нужно было согласовывать в верхах), то не особенно удивлялся, когда незнакомые французы приглашали меня за свой счёт в Париж обсудить пылевые облака вокруг других звёзд, или американцы звали поработать годик-другой над темой, которую они не могли сами поднять. Но если бы мне в Крым позвонили из ИКИ и сказали: «А вот не поможете ли вы нам в одном трудном вопросе?» - я бы упал со стула от удивления. А уж если бы они добавили: «Денег дадим и московскую прописку/квартирку на годик!» – тут я бы потерял дар речи навсегда.
После чтения этих «реликтовых» материалов настроение у меня свирепое. Над книгой над светлым будущим работать совершенно не могу. Ох, сколько врагов мы нажили нашим препринтом... Может и этот пост их добавит. Но если не я, то кто? На язык лезут одни непечатные слова. Да, плохо, что нобелевку икишниками не дали. Но хорошо ещё, что... нет, парламентских выражений совершенно не осталось!