Строго говоря, я эмигрировал из России, как из страны своего рождения и 27-летнего проживания, в 1986 году - по приказу АН СССР, направившей меня на территорию Украины (в Крым), как молодого специалиста, окончившего московскую аспирантуру. Сначала меня хотели распределить в Звенигород, где у института была научная база, но как раз в год моего распределения началась популистская борьба московского лидера Ельцина против «лимиты», что удивительным образом отменило право на столичную прописку не только для таджикских дворников (недолго, как мы видим), но и для аспирантов АН СССР. Поэтому меня направили в Крым, где у института тоже была обсерватория.
Кто-нибудь скажет, что внутри СССР эмиграция не в счёт. Ладно, тогда следующий предположительный срок моей «эмиграции» попадает на 1991 год, когда СССР распался на набор независимых республик, и многие миллионы русских людей в Казахстане, Средней Азии, Прибалтике и Украине оказались чужаками в месте своего жительства и одновременно эмигрантами из России. Причём, совсем не трогаясь с места – я лично с 1986 по 1998 году прожил в одном и том же доме-обсерватории. Некоторые могут даже сказать, что это не крымчане эмигрировали из России, а России эмигрировала от крымчан, спасая свою колбасу и спокойную жизнь. Но факт остается фактом – именно тогда я официально оторвался от России, потому что возможности вернуться в Россию (семьей в пять человек) у меня не было, хотя я жил по советскому паспорту много лет, надеясь на какое-то чудо.
Тем временем, жизнь на окраинах бывшего СССР не баловала ни местных коренных жителей, ни приезжих бывших россиян. Украине своих-то научных учреждений было много, а тут ещё советское наследство на голову свалилось. Финансирование бывших научных учреждений АН СССР упало так, что до сих пор не поднялось. То, что зарплаты были маленькими, а часто по полгода вообще не выплачивались – это фигня: я устроился подрабатывать профессором в пару ялтинских институтов и вырулил. Систематические отключения воды и электричества были неприятны, но терпимы. Но хуже всего, что вскоре после развала Союза в многоквартирном доме Симеизской обсерватории отключили отопление. Насовсем (до сих пор! на 17 лет!). Денег на топливо для котельной не было. А крымские зимы – с частыми минусовыми температурами, нередкими снегами и сильным ветром – это совсем не сахар. Астрономы устраивали в квартирах буржуйки и устанавливали электрические камины до того предела, пока сеть выдерживала. Но протопить неремонтированный с войны старый дом с щелястыми каменными стенами метровой толщины и потолками высотой в три с половиной метра было невозможно. Несколько лет в моей квартире держалась среднезимняя температура в +13 градусов (если отключали электричество или случалась метель, то ниже). И так – несколько месяцев каждый год. Семья - и старые и малые - ходила в валенках и терпела, но я понимал, что так дальше продолжаться не может, это был мой личный позор, хотя и вызванный внешними обстоятельствами. В это время я был готов уехать в любое место земного шара, где моей семье дали бы возможность жить в квартире с отоплением (возможность заниматься наукой – это уже фактор второго уровня).
ТОЛЬКО США предоставило мне такую возможность, и в 1998 году я переехал туда со всей семьей. Видимо, это и считается моей главной эмиграцией. А вот, с точки зрения россиянина, если бы я переехал из Украины в Казахстан, то это считалось бы эмиграцией? А если бы в Прибалтику? Или в Китай?
Примерно в то же время, когда НАСА вместе с Национальной Академией наук США пригласили меня на работу, я узнал, что Лужков, мэр Москвы, объявил программу выделения жилья для учёных, чтобы сохранить интеллектуальный потенциал страны и т.д. и т.п. Я немедленно написал Лужкову письмо, в котором предлагал сохранить для России в качестве интеллектуального потенциала мою семью – меня самого (доктора ф.-м. наук), жену (кандидата ф.-м. наук) и сына, который в то время заканчивал школу (он закончил её в 16 лет на одни пятёрки, и в первое же лето после школы поступил сразу и на ВМК МГУ и в МФТИ). Ответа от Лужкова я, естественно, не получил (и не надеялся, но написать такое письмо счёл своей обязанностью) и уехал в ту страну, которая была действительно заинтересована в наращивании интеллектуального потенциала. Но до сих пор я горжусь не столько своими научными достижениями, сколько тем, что моя семья последние десять лет живёт в тёпле. В самом элементарном смысле, термодинамическом.
Кстати, украинская колбаса гораздо лучше американской. Так что в будущем я планирую совершить «колбасную реэмиграцию» и вернуться в Крым, где уже готовлю для этого местечко. Тёплое, конечно. Может, ещё и поработаю там, если дадут. Почему не в Россию, вроде как учёных назад зовут? Пусть не все, но многие - вот даже президент РАН Осипов «за», но только на условиях равных условий с другими сотрудниками РАН. Вот тут большое лукавство. Я согласен вернуться в Москву в РАН на скромную зарплату доктора наук (меня возьмут, обещали), но все московские доктора РАН имеют квартиры, который были получены ими ещё в советские времена, или унаследованы от родителей-москвичей, или ещё как-то. У меня такой квартиры в Москве нет, так о каких равных условиях идёт речь? А съём приличной квартиры в Москве всё ещё заметно превосходит зарплату московского доктора наук.
Я спокойно отношусь к политическим обвинениям в свой адрес. Я твёрдо уверен, что в невоенных условиях каждый мужчина должен в первую очередь позаботиться о собственной семье и детях, а потом уж он может начать беспокоиться о научных, общественных, патриотических и прочих своих обязанностях.
И вообще я думаю, что нет ничего глупее межнациональных распрей. Пора понять, что мы, живущие в разных странах, всё равно работаем на единое цивилизационное пространство, единую ноосферу, единую мировую науку и культуру. Интернет, свобода пересечения границ и совместные космические программы нас сближают, хотя глупость, эгоизм и агрессивность разъединяют. И каждый должен выбрать – в каком направлении он хочет двигаться дальше.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →